Работы Лизы Юскавадж

Ариэль Леви

Тридцать лет назад, когда Лиза Юскавадж и Матвей Левенштейн были молодыми художниками, пытавшимися обосноваться в Ист-Виллидж, они получили сообщение на автоответчик. Знакомый, пригласивший пару на вечеринку, хотел сообщить им, что люди считают Юскаваге «слишком сильной», и что, если подумать, они предпочли бы, чтобы она не приходила.

Юскавадж уже был в депрессии. Недавно у нее прошла первая выставка в галерее — абстрактные изображения женщин, сложенных, как набухшие морские ракушки, нарисованные в том, что она позже назвала «темными, скользкими» цветами. «Я пришла на это открытие и совершенно возненавидела это шоу», — вспоминала она недавно. «Я хотел все это снести и уйти оттуда». Она призналась в своем смятении художнику Джону Каррину, бывшему однокласснику Йельской школы искусств, и он посочувствовал ей. «Они красивые и все такое, но это не ты», - сказал он. Картины были тихими, сдержанными, не вызывающими возражений. Юскавадж - нет. Люди называли ее Ленни Брюсом из Йельского университета из-за ее непристойного чувства юмора. Сейчас ей шестьдесят один год, и она описала мне одного арт-дилера как человека, который «сосал твою киску так сильно, что из носа текла кровь».

Эти ранние картины хорошо продавались, но Юскавадж пережила кризис веры, из-за которого ее работа остановилась на год. «Я начала рисовать для какой-то загадочной фантазии, которой даже не существовало», — сказала она. «Как будто я рисовал мизинцем в воздухе». После сообщения об исключении Юскаваге из вечеринки у Левенштейна возникла идея: ей следует с помощью своего искусства сменить личность. «Итак, вы будете создавать картины, которые не пригласят на вечеринку, — сказал он, — но ваша личность будет скромной, как те картины с выставки».

Юскаваге вернулась в свою студию с этой идеей в голове. В то время люди говорили о «Синем бархате», нуаре Дэвида Линча о торговце наркотиками, который принуждает лаунж-певицу к сексуальному рабству. «Я была в ужасе от этого персонажа — ну, знаете, «Покажи мне свою киску», — сказал Юскаваге. «Я подумал: почему бы мне не представить, что он это рисует?» Результатом стала нервирующая картина под названием «Подарки». На зеленом фоне морских водорослей обнаженная женская фигура, руки которой либо отсутствуют, либо связаны за спиной, парит над небольшой флотилией декоративных волн. Это как если бы женщину под дулом пистолета заставили служить носителем корабля. «Затем я засунул ей в рот эти дурацкие, дрянные цветы», — сказал Юскаваге. «И я не мог перестать смеяться».

Фигура выглядела испуганной и травмированной. Она напомнила Юскаваджу тюленя из рекламы PETA, который чувствует, что его вот-вот избьют дубинкой. «Парень никогда бы не сказал такое в глазах этой фигуры, не сказал бы, что она боится», — сказала она. «Но поскольку я женщина, я не могу этого не знать». Она отличалась от работы в ее шоу во всех отношениях. Грязные тона сменились яркими, насыщенными цветами; женскую фигуру агрессивно выставили напоказ, вместо того, чтобы позволить ей спрятаться. Юскаваге был в восторге: «Я чувствовал себя так здорово, рисуя это, я подумал: «Это должно быть правильно». Либо так, подумала она, либо она теряет самообладание. «Послушай, может я плохой человек, но здесь горел свет. Поток контента был бесконечным».

Ее фигурки начали появляться из дымки сфумато, техники, популярной в эпоху Высокого Возрождения, но выполненной в оттенках розового Барби и ярко-оранжевого — «конфетных цветов», по словам Юскаваге, «очень американских цветов». По мере того как ее картины становились все более роскошными и соблазнительными, ее сюжет становился все более тревожным. В «Большая блондинка дрочит» надувная кукла с золотистыми волосами и круглым отверстием для рта, кажется, находится на грани взрыва, как в оргазме, так и в физическом смысле. Существо – или объект? – представляет собой двусмысленно одушевленное существо-пузырь, опирающееся на сферы, похожие на бедра, и обхватывающее собственные безволосые половые органы. «У моей работы есть очень неприятная сторона, и я это знаю», — сказала Юскавадж интервьюеру, посетившему ее первую студию, общее пространство на Второй Восточной улице. «Наблюдая за рекламой, находясь в этом мире и слушая комментарии мужчин о женщинах, слушая комментарии моего отца о женщинах, — продолжила она, — я многое знаю о том, как унизить женщину».